Художественное своеобразие рассказов Бунина (прозы, произведений, поэзии, лирики). Проблематика и художественные особенности рассказов И. А. Бунина

Иван Алексеевич Бунин – ярчайшая фигура в литературной среде, выдающийся писатель реалистического направления, талантливый поэт, настоящий художник русского слова.

Человек творческий и тонко чувствующий, Иван Алексеевич умел предвидеть масштабные события, влекущие серьезные изменения в обществе. Ему пришлось стать свидетелем происходивших на тот момент злодеяний, процветающей жестокости и невежества. С ужасом ожидая развала великой страны, он окончательно определился со своим отношением к революции, ставшей причиной кровопролитной братоубийственной войне. Сложившаяся ситуация стала причиной того, что в скором времени Бунин был вынужден покинуть родную страну. Все эти события оказали значительное влияние на творческую деятельность русского писателя, обозначив ее особенности на многие годы вперед.

К числу наиболее известных произведений, посвященных теме революции 1917 года, следует отнести роман «Жизнь Арсеньева». История выглядит невероятно правдивой, реалистичной. Бунин является одним из немногих авторов, который остался верен собственным убеждениям, отказавшись принять новый порядок, продиктованный революцией.

В конце 80-х годов XIX века Бунин начинает активную литературную деятельность. Первые шаги в творческом пути писателя ознаменовались такими рассказами как «На чужой стороне», «Кастрюк», «На хуторе» и т.д. Центральной темой этих произведений явилась проблема бедности русских крестьян. Тяжесть момента разлуки и драматизм внутренних переживаний автор ярко демонстрирует в рассказе «На краю света», в основе сюжета которого лежит переселение крестьян Украины в Уссурийский край.

В 90-е годы авторский стиль Бунина подвергается некоторым изменениям. Основными чертами произведений того времени становится демократизм, прослеживается знание жизни простых людей, народа. В этот период писатель знакомится с другими авторами, представляющими старшее поколение.

Помимо реалистического направления Бунин в своей работе начинает прибегать к новым необычным для него ранее приемам и построению текста. Например, в созданных на тот произведениях автора прослеживаются некоторые черты импрессионизма. Фабула размыта, в рассказах четко вырисовывается музыкальный ритм.

В частности, рассказ «Антоновские яблоки» наполнен, казалось бы, не связанными друг с другом эпизодами, отражающими постепенное угасание дворянского уклада и окрашенными легкой романтической грустью и тоской. Помимо этого в рассказе присутствуют удивительной красоты пейзажи, наполненные нежностью и любовью к родине.

И все же центральной темой произведений Ивана Бунина остаются проблемы социального характера. В рассказе «Мелитон» речь идет о тяжелой судьбе бывшего солдата Мелитона, которому пришлось пройти через суровое солдатское испытание (его прогнали сквозь строй), а затем лишиться семьи. Или, к примеру, такие рассказы как «Новая дорога», «Руда», «Эпитафия», в которых автор нарисовал обличительные картины социального неблагополучия – страшные картины голода.

Безусловно, в творческой коллекции писателя присутствует множество талантливых произведений, посвященных вечным проблемам жизни и смерти. К таким произведениям Ивана Бунина можно отнести рассказы «Туман», «Тишина». В них также ярко показана неувядающая красота русской природы.

Таким образом, творческий путь знаменитого писателя и поэта был разнообразным, многогранным, философским и социально значимым. Он сделал большой вклад в развитие художественной литературы Серебряного века, оставив в общей коллекции великих произведений отечественного «производства» целый кладезь житейской мудрости, красоты и бесконечного таланта.

Также читают:

Популярные сегодня темы

• Анализ рассказа Легкое дыхание Бунина сочинение

  Чарующая и загадочная новелла Бунина рассказывает об истории гимназистки Оли Мещерской. По замыслу автора читатель не должен испытывать интереса к сюжету.

• Анализ романа Тихий Дон Шолохова сочинение

  Принося в литературу свой жизненный опыт, Шолохов обогатил традиции своих предшественников выявлением в «Тихом Доне» психологии трудящегося народа, участия и роста народных масс.

• Сочинение описание по картине Буря на Северном море Айвазовского

  Для того чтобы передать мощь стихии довольно действенным приемом выглядит сравнение ничтожности человека перед мощью этой стихии и Айвазовский пользуется таким способом в картине Буря на Северном море

• Сочинение Анализ рассказа Гриша Чехова

  Читая рассказ Чехова Гриша, может показаться, что это простое описание череды событий, которые постигли маленького героя в течение одного дня. Но это не верно. В данном произведении скрыт достаточно тонкий смысл на уровне психологии.

Индивидуальный стиль И.А. Бунина: черты стиля эпохи и «свой голос»

130-летний юбилей Ивана Алексеевича Бунина, без сомнения, является весомым поводом к тому, чтобы «окинуть мысленным взором» написанное о нем, вдуматься в то, что мы смогли постичь в нем как в гениальном художнике слова; снова перечитать бессмертные строки его стихов и прозы и заглянуть в свою собственную душу уже в конце мятежного ХХ века.

ХХ век, имеющий особую страсть не только к именованию, но еще в большей степени к переименованию, переназыванию, в характеристике творчества Бунина не обходится без того, чтобы больше выразить себя, чем открыть тайну его письма. Таковы часто споры о его «импрессионизме» или новейшие дискуссии о «феноменологическом романе », по существу, имеющие отдаленное отношение к стилю И.А. Бунина, весьма скептически относившегося к разного рода теоретизированиям, зато необычайно чуткого к «Слову», к «звуку», к «ритмам», «разным складам» речи. Все это заставляет нас вернуться к размышлениям писателя о сути художественной словесности, о стиле эпохи, в которую жил и творил он, к его собственному индивидуальному стилю.

Можно приводить множество самохарактеристик стиля Бунина, но, пожалуй, весьма красноречиво характеризуют и бунинское мировидение, и слог, стиль его строки, приведенные в дневниковой записи 1923 года:

Grau, liber Freund, sind alle Theorien
Doch ewig grun das goldne Baum des Lebens.

Он переводит Гете «близко к подлиннику» и в образности, и ритмически, и даже «начертательно»:

Все умозрения, милый друг, серы,
Но вечно зелено златое Древо Жизни (выделено мной. - И.М.)1

Не случайно эти строки приведены в дневнике - они продолжение полемики о важнейшем в новейшей художественной словесности. Возражая Г.Адамовичу, весьма критично судившему о «внешней изобразительности», И.А. Бунин пишет в статье «На поучение молодым писателям»: «... что же делать и с этим внутренним миром без изобразительности, если хочешь его как-то показать, рассказать? Одними восклицаниями? Нечленораздельными звуками?»

«Серость», «бестелесность» теорий, умозрений и Гете, и Буниным противопоставлена «зелени», жизненности златого Древа Жизни. Не случайно цветовое, зрительное, «описательное» сопоставление дано у Бунина (сравни с другим переводом, где «Суха теория, мой друг,/ А древо жизни пышно зеленеет» и где это «зрительное» снято). В отстаивании «живописности» сказывается его собственная художественная и художническая в широком смысле (и живописца, и музыканта, и Поэта) натура.

Подчеркнем, что в творческой лаборатории И.А. Бунина особое место занимает будируемая в начале ХХ века идея художественного синтеза , называемого теоретиками симвлолизма «новым синтезом», «синтезом литургическим» (Вяч. Иванов). Заметим также, что в отличие от символистов, экспериментировавших «с синтезом» (пример тому симфонии Андрея Белого, циклы сонетов самого Вяч. Иванова, книги стихов К. Бальмонта и др.), Бунин не был и не слыл экспериментатором, хотя его обновление слога русской прозы и поэзии и сегодня заслуживают нашего внимания.

Его стремление к художественному синтезу, а не просто к литературному живописанию отразилось в особом подходе к портрету и иконе, в особенном «включении», «внедрении» этих собственно живописных жанров в прозаический или поэтический текст. А.Н. Веселовский утверждал, что «история эпитета есть история стиля в сокращенном издании». Со всей определенностью можно сказать, что «портрет» у И.А. Бунина, есть его «стиль в сокращенном издании». В качестве примера можно было бы привести те портретные описания, что у всякого читателя на слуху, из «Последнего свидания»: «...видеть твое платье, ...батистовое, легкое, молодое... твои голые руки, почти черные от солнца и от крови наших предков, татарские сияющие глаза - не видящие меня глаза - желтую розу в угольных волосах...»(Ш, 333). Такой предстает она в воспоминаниях Стрешнева, а вот какой видит он ее в это самое «последнее свидание»: «Вера вышла на крыльцо в дорогой и легкой, но уже ветхой старомодной шубке и в летней шляпке из черной соломы с жесткими, ржаво-атласными цветами»(Ш, 334).

Портрет героини рождается в поэтическом «столкновении» двух, кажется, контрастирующих друг с другом метонимических описаний. Не менее значительны в семантике рассказа «Легкое дыханье» портреты Оли Мещерской, в которой все - динамика, - и начальницы, в которой автор подчеркивает «ровный пробор в молочных, аккуратно гофрированных волосах», «матовое лицо», какую-то «мраморность» «фарфорность», духовную и душевную безжизненность. «Новый крест из дуба, крепкий, тяжелый, гладкий... В самый же крест вделан довольно большой, выпуклый, фарфоровый медальон, а в медальоне - фотографический портрет гимназистки с радостными, поразительно живыми глазами» (Ш, 96, 94). Понятно, такое метонимическое живописание служит поэтизации бунинской прозы. Композиционная антитеза портретов переносит семантическую доминанту с сюжета как обязательной и непременной составляющей прозы на внесюжетные элементы, на их ассоциативные сближения и отталкивания. Будь семантика «Легкого дыхания» заключена в сюжете прежде всего, мы имели бы дело с мелодраматической банальной историей, но композиционно автор возвращает нас к портрету. «Этот венок, этот бугор, этот дубовый крест! Возможно ли, что под ним та, чьи глаза так бессмертно сияют из этого выпуклого фарфорового медальона на кресте...»(Ш, 98) Красота и радость бытия, вопреки человеческой воле, часто злой воле, желающей «обрамить» ЕЕ, - бессмертная красота. Это из тех же определений, что и блоковское «Нет, никогда моей и ты ничьей не будешь», и собственно бунинское:

Бог отметил тебя. На земле ты была не жилица.
Красота лишь в Эдеме не знает запретных границ...

Икона и портрет часто не просто перекликаются в прозе Бунина, они взаимоотражаются. Одним из таких показательных примеров является икона Меркурия Смоленского в «Суходоле», икона «родовая» у Хрущевых, отражающаяся в судьбе каждого: «И жутко было глядеть на суздальское изображение безглавого человека, держащего в одной руке мертвенно-синевавтую голову в шлеме, а в другой икону Путеводительницы, - на этот, как говорили, заветный образ дедушки, переживший несколько страшных пожаров, расколовшийся в огне...»(Ш, 121). В этом описании иконы «сжат сюжет»3 всей повести. Напомним, что тетя Тоня проходит через «умопомрачительную любовь», дедушка «убьется», ударившись виском об острый уголо стола, Петр Петрович “прикажет остричь, обезобразить ее (Наталью), сурьмившую брови перед зеркальцем», страшная смерть настигнет и самого Петра Петровича: лошадь «все лицо раздавила». И.А. Бунин практически никогда не воспроизводит в точности свой излюбленный прием. Сравним роль портрета и иконы, например, в рассказе «Натали» или роль «рамы», «врат», «ворот», «оконца» в рассказе «Худая трава» или «Чистый понедельник»4 и убедимся, как много оттенков в бунинском обхождении с сакральным и радостно-земным. Л.А. Авилова точно и глубоко определяет особенности стиля Бунина в одном из писем к нему: «... вы изгнали и фабулу, и определенную мелодию со всеми ее нежностями, теноровыми нотками и веянием теплоты. Вместо мелодии стало то, что шарманки играть не могут» (Ш, 654-655). Соположение иконы как произведения религиозного символизма с внушительной символической составляющей, в которой прозревается горнее, надмирное, и портрета, в котором запечатлено мгновение земной жизни, открывает то новое в Бунине-художнике, «что шарманки играть не могут», даже в живописном открывается симфонизм. Таков рассказ «Святые» 1914 г., о котором сам Бунин в дневнике записал: «из наиболее “любимого, ценного” - “Святые” больше всего»(Ш, 653). Сюжет этого рассказа «новеллистический»: в обрамлении радостного, сияющего семейного праздника дается «портрет» крепостного, пришедшего побывать к господам, во время этого праздника пребывающего в темной и холодной комнате, в которую так и манит маленьких барчат: таинственные «жития», которые рассказывает со слезами Арсенич, не могут не поражать детское воображение. В рассказе автор приводит два таких «житийных портрета»: святой Елены и святого Вонифатия. Впрочем, само название может пониматься и узко, как история названных святых, и расширительно, когда «отсвет святости» отражается и в словесных портретах трогательно-наивных добросердечных детей, и в портрете «сокрушенного сердца» старика Арсенича. И все-таки семантическим организующим центром оказывается «большая черная картина... в углу вместо образа: на руках чуть видной богоматери деревянно желтел нагой Иисус, снятый со креста, с запекшейся раной под сердцем, с откинутым назад мертвым ликом»(Ш, 477). Ср. с полотнами на религиозную тему европейских художников в романе «Идиот» Ф.М. Достоевского. По Бунину, человеческое сердце, исполненное любви и света, открыто горнему, живая вера и дается чистосердечным, образы которых и явлены в рассказе «Святые».

Но и здесь перед читателем предстает 3 типа портрета:

• тяготеющий к иконе; (Ср. с иконами «Взыскание погибших», «Споручница грешных», «Милующаяся», «Страстная», «Скоропослушница»);
• портрет как душа смертного, греховная, пожившая, благодарная за жизнь как дар Божий;
• этюды, а не портреты неискушенных детей.

Кроме того, не случайно свет, радостный смех композиционно обстоит трогательное, тайное, томительно-страшное; этот свет и смех имеет по крайней мере два значения: одно семантическое, где антиномия грех-святость имеет не последнее значение, это праздник земного, мирского; другое, чисто колористическое - сияние, кажется, «окружает» лики святых. Впрочем, «черная картина», где мертв Спаситель, где чуть видна Богородица, противопоставлена живым, оживающим житиям в речи Арсенича, который стремится говорить «красно», соединяет и порой весьма наивно и трогательно реалии и стиль разных эпох, «модернизирует» давнопрошедшее, тем самым не только искажает (как искажает, живо при этом отражая, апоктиф или даже икона) церковный догмат, но воссоздает его во всей полноте и ясности, а то, что можно было назвать отступлением от догмата, от канона как раз и является причиной притягательности всего, что он рассказывает. Другой тип портрета создается писателем в рассказе «Я все молчу». Само название рассказа уже речевой портрет. И здесь, как и в рассказе «Святые», не последнюю роль играет искажение имени: Александр (долженствующий быть заступником, защитником) в конце концов оказывается просто Шаша. В повторяемых им словах «Я все молчу» и угроза, и кажимость какого-то тайного знания, и почти готовые прозвучать пророчества. «Шаша» - образ тяготеющий к образу юродивого, намеренно принимающего на себя роль поносимого и гонимого. В конечном счете и этот образ «двоится»: герой теряет человеческий образ (и телесно, и духовно), он становится калекой, но он проходит путь от обычной человеческой жизни, где гордыня определяет все его существо до жизни юродивого, когда в умалении прозревается возвеличивание. Так и выходит в конце концов, что этот самый Шаша - и калека, юродивый, и обличитель, и страстотерпец. Угроза «я все молчу» разрешается в рассказе и музыкально-поэтически нищенскими стихирами, где апокалиптическое - доминанта:

Михаил Архангел

Тварь земную поморить,
Он вострубить в трубы,
Возглаголить людям:
Вот вы жили-были
Своей вольной волей,
В церкви не бывали,
Заутреню просыпали,
Позднюю обедню прожирали:
Вот вам рай готовый -
Огни негасимые,
Муки нестярпимые!

Между прочим, образ калеки, приведенный в рассказе «Я все молчу» иначе воспроизведен в знаменитом стихотворении «Вход в Иерусалим». Как и в выше названных рассказах соположение иконного и портретного стимулирует литургические ассоциации в прозаическом произведении, где важно не только собственно религиозно-символическое, но, повторимся, и музыкально-поэтическое. Особенное значение, как мы уже успели убедится, имеет искажение имени или вовсе отказ от именования своих персонажей. Без сомнения, снятие имени в бунинских новеллах сообщает им всеобщий смысл, родственный художественному смыслу поэтических, стихотворных произведений. И это характерная черта бунинского слога, отсутствие имени в иных произведениях его современников играет соврешенно иную роль чем, например, в «Красном смехе» Л.Андреева, «Песках» А.С. Серафимовича).

Впрочем, отсутствие имени в прозе и особенно в стихах усиливает нравственно-социальный статус героя, выводит бытовое в сферу бытийного: так происходит с героями названного стихотворения. Евангельская цитата, открывающая стихотворение, предваряет проступающий портрет страстей:

“Осанна! Осанна! Гряди
Во имя Господне!”
И с яростным хрипом в груди,
С огнем преисподней
В сверкающих гнойных глазах,
Вздувая все жилы на шее,
Вопя все грознее,
Калека кидается в прах,
На колени,
Пробившись сквозь шумный народ,
Щербатый и в пене,
И руки раскинув с мольбой -
О мщенье, о мщенье,
О пире кровавом для всех,
Обойденных судьбой (курсив мой. - И.М.).

Вначале дан «перечень» характеризующих черт, затем сам облик, затем статус: калека, а потом описание переходит в действие: калека кидается одновременно в прах и навстречу Господу. Этому прозаическому, подробно и аффектированно-натуралистически прописанному портрету противопоставлен Образ, Портрет Спасителя, разительно напоминающий иконное изображение его на праздничной иконе «Вход Господень в Иерусалим»:

И ты, всеблагой,
Свете тихий вечерний,
Ты грядешь посреди обманувшейся черни,
Преклоняя свой горестный взор,
Ты вступаешь на кротком осляти
В роковые врата на позор,
На проклятье.

Стихотворение начинается с «литургической цитаты » и завершается тоже «литургической цитатой», а не просто живописной копией фрески или праздничной иконы, ибо в словах, характеризующих Христа нет ничего собственно описательного, но все вместе искони известно всякому верующему: и символически-религиозное, и собственно живописное, и поэтически-музыкальное соединяются в катарсисном «грядешь»: в нем залог искупительной жетвы и грядущего Воскресения. Так что отсутствие имени Спасителя в стихотворении, «неназывание» его впрямую, а опосредованно лишь усиливает всеобщий Литургический Соборный смысл произведения. Понятно, что мы указали на некоторые, но весьма существенные черты индивидуального слога гениального стилиста И.А. Бунина, но отнюдь не исчерпали тему полностью. Во всяком случае, подходы к художественному стилю, слогу, складу поэтической речи подсказаны нам культурной эпохой серебряного века. Пройдя через эпоху социологизма, даже вульгарного социологизма мы вглядываемся сегодня в «ткань художественного произведения». Прозорливец Бунин знал, что так именно и будет:

И трава, и цветы, и шмели, и колосья,
И лазурь, и полуденный зной...
Час настанет - Господь сына блудного спросит:
“Был ли счастлив ты в жизни земной?”

И забуду я все- вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав -
И от сладостных слез не успею ответить,
К милосердным коленям припав.

Литература

1. Бунин И.А. Собрание сочинений в 6 тт., т.6. С.443. Далее ссылки на это издание даются в тексте. Римская цифра обозначает том, арабская страницу.
2. См. подробно: Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. М., 1999. Ее же: Художественный синтез Бунина // Российский литературоведческий журнал. 1999, № 12. С. 43-53).
3. Минералов Ю.И. Теория художественной словесности М., 1999.
4. Минералова И.Г. И.А. Бунин. Чистый Понедельник. Комментарии. Поэтический портрет эпохи.// Уроки русской словесности: А.П. Чехов Дама с собачкой. И.А. Бунин. Чистый Понедельник. И.А. Куприн. Суламифь. Тексты. Комментарии. Моделирование уроков. М.: Владос, 1999. 102-134.

Идейно-художественное своеобразие. Художественный мир Бунина-прозаика сложился во второй половине 1890-х годов. В рас­сказах того времени открывается мир деревенской жизни, которая рисуется правдиво и без прикрас (например, рассказ «Танька»). Но при этом уже в ранней прозе проявляется свойственный Бунину взгляд на единство жизни дворян и крестьян. Эта особая позиция определила своеобразие выражения духа и быта русской деревни и дворянской усадьбы как ее органической составляющей в рассказе «Антоновские яблоки» (1900), проникнутом щемящей тоской по ухо­дящему помещичьему быту. Здесь отчетливо проступает характер­ный бунинский мотив «сиротеющей и смиряющейся» русской дерев­ни, мотив утраты прежних жизненных основ, затронувшей как дворян, так и крестьян. Символом уходящего становится запах анто­новских яблок: «запах меда и осенней свежести». В памяти рассказ­чика он неразрывно связан с осенним садом, который становится символом изобилия, плодородия, празднества: «Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тон­кий аромат опавшей листвы…» Сад предстает как нечто живое, пло­доносящее и одаривающее всех без различия чудом природы — соч­ными, душистыми плодами, аромат которых незабываем. Время сбора яблок для Бунина — миг единения с прошлым: патриархаль­ными обычаями, деревенскими стариками, старинным укладом. Это разумный трудовой быт, особое душевное состояние тех, кто орга­нично связан с деревней, ее полями, лугами, прекрасными садами, дорогими сердцу и дворян, и крестьян. Вот почему единый мотив ох­ватывает описание сбора урожая крестьянами в саду и барской охо­ты. Перед нами предстает единый мир, который глубокими корнями связан с целым пластом отечественной культуры — теми «дворян­скими гнездами», о которых так поэтично рассказал Тургенев. Неда­ром в прозе Бунина выделяются тургеневские традиции в соедине­нии лирического и эпического начала, что особенно заметно в пейзажных зарисовках. У него то же любование гармонией природы, ощущение ее внутреннего родства человеку (можно сравнить, на­пример, рассказы Тургенева «Певцы» и Бунина «Косцы»). При этом человек у Бунина буквально растворяется в природном начале, что позволяет говорить о пантеизме писателя. Пейзажи Бунина просто­рны, в них в огромном многообразии красок, звуков, запахов, как в стихах, предстает во всем многоцветье одухотворенная красота ок­ружающего мира, призванная наполнить смыслом и содержанием человеческую жизнь. «…Хорошо проснуться до солнца, розовым ро­систым утром, среди матово-зеленых хлебов, увидать вдали, в голу­бой низменности, весело белеющий городок» («Деревня»).

Но часто в таких описаниях проскальзывают ностальгические ноты, поскольку автор чувствует, что «дворянские гнезда» с их не­забываемой красотой и поэзией, старая крестьянская деревенская жизнь теперь исчезают безвозвратно. Это внушает автору опасение и тревогу за будущее России. При этом, как отмечал П. Б. Струве, Бунин лишен характерного для русской литературы XIX века ком­плекса «кающегося дворянства», осознающего свою вину перед на­родом, что отразилось в произведениях Достоевского, Толстого и особенно в так называемой «народнической» литературе. «Мне ка­жется, — писал Бунин, — что быт и душа дворян те же, что у му­жика; все различие обусловливается лишь материальным превос­ходством дворянского сословия». При этом Бунин понимал, что вековое рабство и постепенное оскудение русской деревни в поре­форменное время наложило свой отпечаток на всех, независимо от социальной принадлежности. Процесс распада родовых устоев, ве­дущий к вырождению дворянского сословия и искажению черт на­родного характера, отражается в таких произведениях, как «Дерев­ня» (1910), «Суходол» (1912), «Иоанн Рыдалец» (1913) и многих других. По словам К. И. Чуковского, Бунин, продолжая некрасов­ские традиции, показывает, что русские деревенские люди «доведе­ны своим мучительным бытом до крайней нищеты, вырождения, цинизма, распутства, отчаяния. И все это не просто декларирова­лось, но обстоятельно и веско доказывалось при помощи несметного множества художественно убедительных образов». Сам писатель отмечал, что в его «Деревне» нет мужиков — «богоносцев», «мифи­ческих скифов», «Платона Каратаева», поскольку он хотел передать «тоску будней — тоску очень грязной, обыденной жизни». Писатель показывает, что труд здесь лишен разумной основы, а большинство крестьян забывают даже о простейших душевных привязанностях.

В сюжете «Деревни» выделяется несколько идейно-компози­ционных групп: семейная хроника (судьба братьев Красовых), ис­тория Дурновки, обобщенное представление о народной жизни, ко­торое создается изображением трех поколений семьи Красовых. Братьев Тихона и Кузьму, когда-то рассорившихся из-за дележа то­вара, вновь соединяет ощущение грядущих катаклизмов. Ведь воз­вышение Тихона происходит на фоне ужасающей нищеты и упадка таких крестьянских хозяйств, как семьи Серого. Угрозы со стороны бедняков слышатся не только в адрес помещиков, но и самого Ти­хона. Но, в отличие от брата, «цепным кобелем» вцепившегося в собственность, Кузьма освобождается от власти над собой «дурновского» наследства, он ищет правду и добро, хотя чаще наталкивает­ся на ожесточение и злобу, поселившуюся в сердцах людей. Рушат­ся патриархальные устои, извращаются извечные представления, разбиваются семьи. Со смертью деда Иванушки уходит старая Русь, на смену которой идут времена смуты и раздора. Чувство безна­дежности охватывает и Кузьму, и Тихона Ильича, да и сам автор, кажется, уже в этом мрачном произведении предугадывает гряду­щую трагедию «русского бунта», всколыхнувшего все Самое низмен­ное, страшное, уродливое, что таится в глубине народной жизни.

Но это не значит, что Бунин «не любит народ». Среди героев его «деревенской» прозы появляются и такие, как Кузьма Красов, Захар Воробьев, Северкий из «Худой травы», Анисья из «Веселого двора». Поистине эпический характер представлен, например, в рассказе «Захар Воробьев» (1912). Герой его, человек богатырского сложения, подобный былинному Святогору, хороший хозяин. Захар всю жизнь мучается желанием «сделать что-нибудь удивительное»: «…вся душа его, и насмешливая и наивная, полна была жажды подвига». В чем- то он напоминает Флягина из повести Лескова «Очарованный стран­ник». Зная, что «человек он особенный», Захар в то же время пони­мает, что ничего путного не сделал он на своем веку: «…в чем про­явил свои силы? Да ни в чем, ни в чем! Старуху однажды пронес на руках верст пять…» В результате все острее он чувствует тоску, на­чинает пить. Содержание рассказа составляет описание последнего дня его жизни, когда он на спор выпил «четверть водки» (т.е. около 3 литров), а потом, прихватив еще бутылку, пошел пешком домой и тем же вечером осушил еще полчетверти, опять же на спор. После этого он вышел «на середину большой дороги» и упал замертво.

К.И. Чуковский писал: «Зря, по-дурацки, без пользы истратилась бо­гатырская сила. Она была дана человеку для величавых, торжест­венных дел, но человек ее изгадил и пропил. К чему же этот изуми­тельный дар, если в нем — позор и страдание?» Фигура Захара Воробьева становится поистине символической, как и героя поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» Савелия, с горечью отме­тившего, что у него «вся сила богатырская по мелочам ушла». Так Бунин выражает одну из важнейших для него мыслей о том, что «мы — безумные моты, расточаем свое последнее, лучшее… тра­тить, разорять, разоряться — единственное наше призвание».

В отличие от многих своих современников, которые, подобно М. Горькому, старались увидеть в переломной эпохе знак грядуще­го возрождения, Бунин, исследуя «русскую душу» со всеми ее про­тиворечиями, приходит к весьма пессимистическим выводам. К идее социального развития мира он относился недоверчиво, а при­стально рассматривая внутренний мир своих героев, отмечал его непредсказуемость, стихийность, сочетание анархизма, агрессии и тяготения к добру и красоте. Примечательно то, что эти качества русского человека Бунин показывал с точки зрения «вечных» про­блем поиска смысла человеческого существования на земле, жизни и смерти, добра и зла, счастья и любви. При этом жажда накопи­тельства, стяжательство, аморализм предстают не столько как ре­зультат развития капиталистических отношений, но скорее как от­клонение от вечных ценностей бытия, в целом характерное для современной цивилизации.

Так возникает важнейший в творчестве Бунина философский аспект, определяющий идейное содержание и проблематику боль­шинства его произведений зрелого периода. Не случайно в творче­стве Бунина большое место занимают произведения, тяготеющие к жанру притчи («Роза Иерихона», «Скарабеи» и др.). Путешествуя по миру, Бунин пытался найти ответы на остросовременные вопросы, опираясь на многовековой опыт человечества. Свою тягу к дальним странам он объяснял так: «Я, как сказал Саади, «стремился обо­зреть лицо мира и оставить в нем чекан души своей», меня занима­ли вопросы психологические, религиозные, исторические». Своеоб­разная проекция прошлого в настоящее определяет идейно­художественное содержание таких рассказов, как «Братья», «Сны Чанга», «Соотечественник» и других. В них отражено представле­ние писателя о том, что в XX веке мир достиг предельного, но часто не замечаемого людьми духовного распада. События первой мировой войны обострили и закрепили это ощущение, что отразилось в рассказе «Господин из Сан-Франциско» (1915), ставшем одним из вер­шинных достижений бунинской дореволюционной прозы. Бунин не раз отмечал мысль о гибельности буржуазного прогресса: «Я с ис­тинным страхом смотрел всегда на всякое благополучие, приобрете­ние которого и обладание которым поглощало человека…» Именно эта идея лежит в основе сюжета рассказа «Господин из Сан- Франциско». Его герой — обобщенный образ «хозяина жизни» (неда­ром автор не дает ему никакого имени). Многие годы он все свои си­лы тратил на то, чтобы обрести прочный материальный достаток. Лишь в 58 лет, став Господином, Хозяином, перед которым, по его мнению, все должны раболепно преклоняться, он решил позволить себе отдохнуть и насладиться всеми радостями жизни. Как и все в его существовании, это путешествие, во время которого он должен был «наслаждаться солнцем Южной Италии, памятниками древно­сти», посетить Венецию, Париж, посмотреть бой быков в Севилье и т.д., четко рассчитано и продумано. Но за всем этим стоит крайний эгоцентризм, потому что господин и здесь остается «хозяином жиз­ни»: он потребитель предоставляемых ему богатством материальных благ и культурных ценностей, принимающий как должное подобост­растие и услужливость окружающих. Так возникает обобщенный об­раз господина, поклоняющегося «золотому тельцу», верящего в его всемогущество, самоуверенного и кичливого. Но с помощью тща­тельно подобранных деталей Бунин показывает, что за всей внеш­ней респектабельностью стоит бездуховность и внутренняя ущерб­ность: недаром так тщательно описан процесс переодевания господина, детали его костюма, а в портрете подчеркивается все то же поклонение богатству: «Нечто монгольское было в его желтова­том лице с подстриженными серебряными усами, золотыми плом­бами блестели его крупные зубы, старой слоновой костью — крепкая лысая голова». Какое-то искусственное, неживое начало пронизыва­ет и описание других пассажиров корабля, на котором плывет госпо­дин, механистичность чувствуется в заведенном на нем распорядке. Даже пара влюбленных оказывается не настоящей, а нанятой за деньги, чтобы развлекать публику. В целом жизнь роскошного оке­анского лайнера — это модель современного буржуазного мира. На вершине его (на верхних палубах, где отдыхают подобные господину «хозяева жизни») расположены рестораны, бары, бассейны, модно и богато одетые люди кружатся в танце, заводят знакомства, флирту­ют. А в его глубинах (трюм корабля) идет каторжная работа тех, кто обеспечивает веселое и беззаботное времяпровождение господ. Но детально очерченная картина начинает приобретать символическое значение. Символично название корабля — «Атлантида». Это как бы островок погибающей цивилизации, которая оказывается во власти бушующего вокруг океана, неподвластного человеческим желаниям и равнодушного к ним. Эту смысловую грань поддерживает эпиграф к рассказу, взятый из Апокалипсиса: «Горе тебе, Вавилон, город крепкий!» — он создает предощущение катастрофичности и близя­щейся смерти. Именно жизнь и смерть становится главной философ­ской основой этого произведения, сюжет которого составляет неожи­данная смерть господина, нарушавшая его продуманный план и заведенный распорядок.

Так завершается иронически переосмысленная «одиссея» героя. Поражает отношение окружающих к его смерти: никто не желает задуматься над этим таинственным явлением, а лишь стараются сделать все, чтобы смерть господина не помещала другим бездумно продолжать наслаждаться эфемерными благами жизни. Парадок­сально завершается кольцевая композиция рассказа: бывшего мил­лионера сначала помещают в «самый маленький, самый плохой, самый сырой и холодный номер в гостинице», где он умер, а затем на том же корабле его тело отправляют в обратный путь — только теперь не в роскошной каюте на верхней палубе, а в черном трюме «Атлантиды». Мотив адского огня, возникающий при описании недр корабля, где трудятся кочегары, развивается и углубляется благодаря появлению символического образа Дьявола, следящего за кораблем: ему дано знать о людях то, что неведомо им самим, на что они даже не обращают внимания в захватившей их безумной и бесполезной Жизни.

Но есть в мрачном рассказе Бунина и совершенно иной идейно­образный центр: царству зла, захватившего мир и души человече­ские, противостоит образ прекрасного первозданного мира, где люди чувствуют свою глубинную связь с природой и Богом, утраченную буржуазно-собственнической цивилизацией. Антитезой призрачному миру «Атлантиды» выступает поэтическое описание утра на Капри и абруццких горцев, спускающихся по «древней финикийской дороге, вырубленной в скалах» и славящих Богородицу и этот благословен­ный край: «Шли они — и целая страна, радостная, прекрасная, сол­нечная, простиралась под ними… Над дорогой, в гроте скалистой стены Монте-Соляро, вся озаренная солнцем, вся в тепле и блеске его, стояла в белоснежных гипсовых одеждах и в царском венце, зо­лотисто-ржавом от непогод, Матерь Божия, кроткая и милостивая, с очами, поднятыми к небу, к вечным и блаженным обителям трижды благословенного Сына Ее. Они обнажили головы — и полились на­ивные и смиренно-радостные хвалы их солнцу, утру, Ей, непорочной заступнице всех страждущих в этом злом и прекрасном мире, и рож­денному от чрева Ее в пещере Вифлеемской, в бедном пастушеском приюте, в далекой земле Иудиной…» Эта бесконечность Божьего мира противостоит крушению и концу буржуазной цивилизации и вносит в рассказ светлую ноту веры в высшую красоту и справедли­вость, преображающую человеческую душу.

Духовное бытие современного мира — главная тема Бунина. Во многих произведениях писатель стремится глубже проникнуть в гу­бительную дисгармонию жизни, так далеко ушедшей от извечной мечты человечества о красоте, добре и справедливости. Понятен его интерес к истории, психологии, религии, учениям, где так или иначе освещены противоречия человеческого сознания. Продолжая поиски, начатые Достоевским, Бунин исследует индивидуалистическое соз­нание современного человека, с характерной двойственностью его мироощущения (рассказы «Петлистые уши», «Казимир Степанович» и др.). При этом, как и многие писатели, современники Бунина, он обращается к теме жестокого города, который плодит людей, поте­рявших себя, спившихся, разрушивших свои связи с миром, идущих на преступление. Что может противостоять этой страшной отчуж­денности, потерянности человека, утратившего свои самые сокро­венные связи? Для Бунина в период эмиграции этот вопрос встал особенно остро. Ответ на него мы находим в произведениях писате­ля, где в неразрывном единстве сливаются сквозные темы его твор­чества: любовь, память, родина.

Особое отношение Бунина к любви заметно уже в том, что до 32- летнего возраста он почти не касался этой темы, но в дальнейшем именно она становится для него главной. Для Бунина любовь нико­гда не замыкалась в границах какой-то отдельной истории, а всегда проецировалась на вопросы общечеловеческого уровня. Вот почему так мало внимания писатель уделяет событийному плану, перенося центр тяжести на исследование загадки человеческой души, поиск смысла жизни. В этом отношении Бунин во многом наследует чехов­ские традиции, опираясь при этом и на художественные достижения своего старшего современника. Как и Чехов, Бунин не приемлет ди­дактизма, проза его сохраняет объективность, несмотря на ярко вы­раженное лирическое и музыкальное начало. Авторские оценки и акценты, как и у Чехова, сосредоточены в подтексте, ориентируя чи­тателя на активное вдумчивое чтение. Бунин предельно расширяет многозначность образа, деталей, слова, укрупняет содержательную роль композиции, которая часто тяготеет к музыкальным принци-

пам построения. Изображая внешне скудную жизнь обычных, рядо­вых, даже заурядных людей, Бунин проникает в ее потаенные глу­бины, стараясь отыскать ту подлинную норму бытия, от которой так уклонился современный человек. При этом взгляд писателя доста­точно жесток: Бунин отнюдь не разделяет оптимизма относительно возможности обретения гармонии в жизни. Вместо этого он предла­гает читателю другое: умение видеть радость и счастье в быстроте­кущих «чудных мгновеньях», ценить редкие минуты человеческой близости, тепла и понимания и сохранять память о них как самое ценное в жизни. Таков внутренний сюжет большинства рассказов Бунина о любви. Во многих произведениях писателя любовь изо­бражается чувственной, плотской, но никогда он не переходит грань, чувства героев, сколь бы конкретно и осязаемо они не изображались, всегда оказываются просветленными и одухотворенными. Таковы и рассказы, написанные в России («Легкое дыхание», «Грамматика любви», «Сны Чанга» и др.), и произведения, созданные в период эмиграции («Солнечный удар», «Митина любовь», «Дело корнета Елагина», цикл рассказов «Темные аллеи»).

Жемчужиной бунинской прозы называют рассказ «Легкое дыха­ние» (1916), в котором тонко передано чувство прекрасного в жизни, несмотря на безрадостную судьбу героини.

Рассказ построен на контрасте, который возникает с первых строк повествования: вид пустынного кладбища и могилы Оли Ме­щерской так не сочетается с обликом девушки «с радостными, пора­зительно живыми глазами», запечатленной на фотографии, при­крепленной к кресту.

Рассказ имеет сложную композицию: вначале мы узнаем о смер­ти героини, а потом от рассказа о ее беззаботном детстве и отроче­стве писатель обращается к трагическим событиям последнего года ее жизни, постепенно раскрывая причины трагического финала. В самом расцвете лет, открытая навстречу счастью и радости юная гимназистка погибает от выстрела влюбленного в нее «казачьего офицера, некрасивого и плебейского вида». «Легкое дыхание», ко­торое делало эту девушку необыкновенно привлекательной и столь непохожей на других, становится символом красоты, поэзии, жиз­ненной силы, потребности любить и быть любимой, так ярко про­явившихся в Оле. Сам писатель объяснял значение этого образа: «Такая наивность и легкость во всем, и в дерзости, и в смерти, и есть «легкое дыхание»…» Столкновение этого светлого начала с жестокой «прозой жизни» оказывается губительным, но сама тяга человека к красоте, совершенству, счастью и любви вечны. По словам К.Г. Паустовского, «это не рассказ, а озарение, сама жизнь с ее трепетом и любовью, печальное и спокойное размышление писате­ля — эпитафия девичьей красоте». Как это часто потом будет в рас­сказах Бунина, любовь и смерть, печаль и радость, чистота души героини, ее «легкое дыхание» и грязь, убожество реальной жизни оказываются здесь в неразрывной связи.

В период эмиграции тема любви начинает все чаще соединяться с темой памяти о «радостной стране» прошлого, о покинутой навсе­гда России. Подавляющее большинство произведений Бунина зре­лого периода написаны на материале русской жизни, повествова­ние о судьбе героев сопровождается детальным воспроизведением мельчайших пейзажно-бытовых деталей, бережно сохраненных пи­сательской памятью. Таков еще один шедевр бунинской прозы рас­сказ «Солнечный удар» (1925). События его изображаются на фоне обыденной жизни маленького провинциального городка, в котором всего на несколько часов останавливаются в гостинице герои рас­сказа. Читатель сразу окунается в атмосферу жаркого летнего дня на пристани, слышит звон мисок и горшков, продающихся на база­ре, видит мельчайшие детали обстановки гостиничного номера, одежды героев, даже такие, казалось бы, прозаические и «лишние» подробности, как описание обеда поручика, с удовольствием по­едающего ботвинью со льдом и малосольные огурцы с укропом. Но вся эта симфония запахов, звуков, цветовых и осязательных ощу­щений призвана показать предельно обостренное восприятие мо­лодого человека, на которого неожиданно, как солнечный удар, об­рушивается чувство, которое он уже никогда не сможет забыть. «Оба… много лет потом вспоминали эту минуту: никогда ничего подобного не испытал за всю жизнь ни тот, ни другой». Сопрягая в одном предложении это «чудное мгновенье» и «всю жизнь», Бунин выводит тему рассказа далеко за рамки одно частного эпизода, расширяя ее до «вечных» вопросов человеческого существования.

Критики сразу заметили, что сюжетная канва «Солнечного удара» очень напоминает чеховскую «Даму с собачкой». Действительно, по­казывая мимолетный дорожный роман поручика с молодой привле­кательной женщиной, едущей на том же пароходе, Бунин созна­тельно строит свой рассказ как полемику с чеховской историей любви Гурова и Анны Сергеевны, возникшей, казалось бы, также из мимолетного курортного романа. Оба эти произведения, вопреки предполагаемой вначале небольшой любовной интриге, показывают возникновение и развитие глубокого, заполняющего всю жизнь геро­ев чувства. Но если у Чехова в финале чувствуется надежда на воз­можность когда-нибудь обрести счастье, которую дает сама сила любви, то у Бунина герои рассказа расстаются навеки. Они обречены на одинокую будничную жизнь, в которой единственной ценностью останется воспоминание о краткой, но ослепительной вспышке люб­ви, осветившей их жизнь и поразившей их, как солнечным ударом. Для Бунина любовь — величайший дар, позволяющий ощутить ра­дость земного существования, но это лишь краткий миг, а потому даже тот, кому дано его испытать, обречен на муку и страдание.

Именно таким предстает это чувство в повести «Митина любовь» (1924), в которой раскрыт драматический процесс духовного развития героя. На фоне детально воспроизведенного пейзажа Москвы и дво­рянской усадьбы писатель рассказывает печальную историю любви романтического юноши Мити к девушке Кате, которая поначалу ка­жется ему идеальной. Часто эту повесть Бунина сопоставляют с про­изведениями Тургенева и Толстого. Но при некотором внешнем сход­стве внутренняя тема повести обнаруживает гораздо более глубокий трагизм, присущий бунинскому пониманию тайны великого чувства. Внимание писателя сосредоточено на исследовании внутреннего мира молодого человека, погруженного в постоянные размышления о де­вушке, которая, как потом оказалось, изменила ему. Вместо «сказоч­ного мира любви, которого он втайне ждал с детства», герой окунается в атмосферу цинизма и предательства. Бунин не скрывает чувствен­ной силы любви, но страдания мучимого ревностью героя объясня­ются не только юношеской неопытностью, но и равнодушием окру­жающих. Как справедливо отмечал, размышляя о герое повести, немецкий поэт Р.-М. Рильке «малейшая доля любопытства… к тому состоянию, которое должно было последовать за этим отчаянием, могла бы еще спасти его, хотя он действительно погрузил весь мир, который он знал и видел, на маленький, устремляющийся от него кораблик «Катя»… на этом кораблике ушел от него мир». Финал по­вести трагичен: муки героя, усиливающиеся день ото дня, заверша­ются его самоубийством. Не в состоянии больше выносить боль, кото­рая «была так сильна, так нестерпима», Митя, почти не сознавая, что он делает, стремясь только «хоть на минутку избавиться от нее», дос­тал револьвер и «глубоко и радостно вздохнув, раскрыл рот и с си­лой, с наслаждением выстрелил». В этой финальной сцене потрясает Оксюморонное сочетание радости, наслаждения и смерти. Но именно это определит главную тему позднего творчества Бунина, наиболее ярко отразившуюся в рассказах цикла «Темные аллеи».

Общую тональность этой книги, которую сам автор считал своим высшим достижением, удачно определил Г.В. Адамович: «трагический мажор». Все 38 рассказов, составляющих сборник, посвящены любви. Все, что непосредственно не связано с этим чувством, сведено к мини­муму. Сюжетная схема большинства рассказов примерно одинакова: встреча героев, их постепенное сближение, краткое, но настолько яр­кое, незабываемое, что воспоминание об этом они проносят через всю жизнь. Но в то же время каждая рассказанная писателем история оказывается неповторимо своеобразна, как неповторимы и характе­ры героев, участвующих в ней. Природа, как и всегда у Бунина, иг­рает в цикле «Темные аллеи» значительную роль. Ведь именно она, с ее вневременной красотой и гармонией, как нельзя более соответ­ствует порывам юности, пусть и прошедшей, но бесконечно дорогой. Природа как бы впитывает в себя и отражает чувства человека, пе­реполненного любовью и счастьем, либо, наоборот, земные и небес­ные стихии предрекают несчастье грозой, осенним холодом («Темные аллеи», «Холодная осень», «Чистый понедельник» и др.).

И все же цикл «Темные аллеи» объединяет не просто несколько историй о любви: в каждой из них есть нечто, близкое и понятное многим, а вместе они предстают как часть целостной картины мира, проникнутой авторским отношением. Бунин передает свое ощуще­ние катастрофичности мира, в котором разрушаются вечные духов­ные ценности, заменяемые легкими удовольствиями. Гибнет лучшее в человеческой душе, уничтожаются те прекрасные чувства, которые даны человеку от Бога. Часто читатели склонны были думать, что Бунин рассказал подлинные истории, пережитые им или его знако­мыми, настолько точно, достоверно воспроизводит он чувства и пе­реживания героев, мельчайшие детали их встреч, красоту окру­жающей их природы. Действительно, все эти рассказы связаны с воспоминаниями писателя о России, причем именно той, в которой прошла его юность, где его самого впервые посетила любовь, где он познал минуты счастья и горького разочарования. Но сами истории его героев, как неоднократно подчеркивал автор, вымышленные. В каждой из них, безусловно, есть крупица его воспоминаний, чувств, впечатлений, но все вместе они рассказывают о великом чувстве, ко­торое и есть главная ценность в жизни каждого человека. Примеча­тельно, что многие герои безымянны, они подчеркнуто обычны и живут вполне будничной, заурядной жизнью. Но у каждого из этих героев есть то сокровенное воспоминание, которое сохраняет для них звездные мгновения их жизни и наполняет смыслом и радостью час­то очень печальное, одинокое существование.

Одним из характерных для цикла «Темные аллеи» является рас­сказ «Натали» (1941). История любви студента первого курса Вик­тора Мещерского к юной красавице Натали Сенкевич предстает в его воспоминаниях. Именно память помогает ему осознать, что бы­ло в его жизни действительно ценного, а что — лишь временное, проходящее. Разрыв с Натали происходит в результате того, что Мещерский увлекся Соней, его двоюродной сестрой. Герой мучается сознанием своей двойственности: «За что так наказал меня Бог, за что дал сразу две любви, такие разные и такие страстные, такую мучительную красоту обожания Натали и такое телесное упоение Соней». Но вскоре он начинает понимать, что его чувство к Соне лишь наваждение, а долгая разлука с Натали не смогла погасить то высокое чувство, которое спустя много лет вновь соединило их — пусть и ненадолго. Финал рассказа трагичен: Натали умирает в преждевременных родах. Но именно в этом рассказе появился ге­рой, который преодолевает несовершенство своего сознания, духов­ное побеждает в нем телесное. Подобный опыт, как показывает Бу­нин, единичен и гораздо чаще побеждают совсем иные чувства — вот почему так резко оборвался осененный великой любовью союз Натали и Мещерского. Так же обрывается смертью и счастье героев из других рассказов этой книги («Поздний час», «В Париже», «Галя Ганская»» и др.). Но и те, кому суждено прожить после разлуки с любимым долгую жизнь, уже не могут нигде и ни с кем обрести ут­раченного счастья. Таков герой рассказа «Чистый понедельник» (1944). Он похож на многих других персонажей писателя, но более открыт, добр, хотя легкомыслен и импульсивен. Поражает то, что именно такой человек сумел выразить самую сущность глубокого и серьезного характера героини — рассказ о ней ведется именно от его лица. Поначалу впечатление от этой загадочной женщины создается весьма двойственное: она умна, иронична, скептически относится к светским развлечениям и богемной жизни, но все же участвует в ней. В душе ее очевидно борются противоречивые устремления: натура пылкая, страстная, она в то же время набожна, ее влекут древние предания, православные обители. В словах русского сказания: «И вселил к жене его Диавол летучего змея на блуд. И сей змей являлся ей в естестве человеческом, зело прекрасном…» — она находит квинтэссенцию тех противоречий, которые разрывают ее душу. По­сле ночи страстной любви она отрекается от мирской жизни и навсе­гда уходит в монастырь. Так воплотилась в совершенной художест­венной форме на нескольких страницах виртуозно написанного рассказа мечта автора о возможности слияния простого человеческо­го счастья с высшей духовной красотой, о зарождении нового нравст­венного идеала. Недаром писатель считал этот рассказ лучшим про­изведением сборника: «Благодарю Бога, что он дал мне возможность написать «Чистый понедельник».

Неподражаемый стилист, Бунин был необыкновенно требовате­лен к самому себе. Он тщательно подбирал каждое слово, даже ка­ждый звук, добиваясь совершенного, гармонического звучания сво­ей прозы. Однажды он чуть приоткрыл тайны своего мастерства: «Как возникает во мне решение писать? Чаще всего совершенно не­ожиданно. Эта тяга писать появляется у меня всегда из чувства ка- кого-то волнения, грустного или радостного чувства, чаще всего оно связано с какой-нибудь развернувшейся передо мной картиной, с каким-то отдельным человеческим образом, с человеческим чувст­вом… Это — самый начальный момент… Не готовая идея, а только самый общий смысл произведения владеет мною в этот начальный момент — лишь звук его, если можно так выразиться… Если этот изначальный звук не удается взять правильно, то неизбежно или запутаешься и отложишь начатое, или просто отбросишь начатое, как негодное…» Но, уловив этот камертон, писатель начинал при­стально и кропотливо работать над текстом. «Нельзя творить, как птица поет, — говорил он. — Надо строить. Если дом строить — нужен план, и каждый кирпич к кирпичу подогнать и скрепить. Работать надо». «Густая», по выражению Чехова, проза Бунина тре­бует не только кропотливой работы автора, но вдумчивого, «замед­ленного» чтения, истинно сотворческого труда читателя.

Идейно-художественное своеобразие Прозы Бунина

На этой странице искали:

• своеобразие прозы бунина
• особенности прозы бунина
• художественные особенности прозы раннего бунина
• художественные особенности прозы бунина

В творчестве И. А. Бунина поэзия занимает значительное место, хотя известность он приобрел как прозаик. Он утверждал, что является прежде всего поэтом. Именно со стихов начался его путь в литературе.
Когда Бунину исполнилось 17 лет, в журнале «Родина» вышло его первое стихотворение «Деревенский нищий», в котором юный поэт описывал состояние русской деревни:

Грустно видеть, как много страданья,
И тоски, и нужды на Руси!

С самого начала творческой деятельности поэт нашел свой стиль, свои темы, свою оригинальную манеру. Многие стихотворения отразили состояние души молодого Бунина, его внутренний мир, тонкий и богатый оттенками чувств. Умная, тихая лирика была похожа на разговор с близким другом, но поражала современников высокой техникой и артистизмом. Критики в один голос восторгались уникальным даром Бунина чувствовать слово, его мастерством в области языка. Множество точных эпитетов и сравнений почерпнуто поэтом из произведений народного творчества – как устных, так и письменных. К. Паустовский очень ценил Бунина, говоря, что каждая его строка четкая, как струна.
Начинал с гражданской лирики, писал о тяжелой жизни народа, всей душой желал перемен к лучшему. В стихотворении «Запустение» старый дом говорит поэту:

Я жду веселых звуков топора,
Жду разрушенья дерзостной работы,
Могучих рук и смелых голосов!
Я жду, чтоб жизнь, пусть даже в грубой силе,
Вновь расцвела из праха на могиле.

В 1901 году вышел первый поэтический сборник Бунина «Листопад». В него вошла и поэма с одноименным названием. Поэт прощается с детством, миром мечтаний. Родина предстает в стихотворениях сборника в замечательных картинах природы, вызывающей море чувств и эмоций. Образ осени – наиболее часто встречающийся в пейзажной лирике Бунина. С него начиналось поэтическое творчество поэта, и до конца жизни этот образ золотым сиянием освещает его стихи. В поэме «Листопад» осень «оживает»:

Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И осень тихою вдовой
Вступает в пестрый терем свой.

А. писал о Бунине, что «так знать и любить природу мало кто умеет», и добавлял, что Бунин «претендует на одно из главных мест в русской поэзии». Богатое художественное восприятие природы, мира и человека в нем стало отличительной чертой и поэзии, и прозы Бунина. сравнивал Бунина-художника с Левитаном по мастерству в создании пейзажа.
Бунин жил и работал на рубеже XIX–XX веков, когда в поэзии бурно развивались модернистские течения. Многие поэты занимались словотворчеством, искали необычные формы для выражения своих мыслей и чувств, чем иногда шокировали читателей. Бунин же оставался верен традициям русской классической поэзии, которые развивали , Баратынский, Полонский и другие. Он писал реалистические лирические стихи и не стремился к экспериментам со словом. Богатств русского языка и событий действительности вполне хватало поэту.
В стихах Бунин пытался найти гармонию мира, смысл существования человека. Он утверждал вечность и мудрость природы, определял ее как неиссякаемый источник красоты. Жизнь человека у Бунина всегда вписана в контекст природы. Он был уверен в разумности всего живого и утверждал, «что нет никакой отдельной от нас природы, что каждое малейшее движение воздуха есть движение нашей собственной жизни».
Пейзажная лирика постепенно становится философской. В стихотворении для автора главное – мысль. Теме жизни и смерти посвящено множество стихотворений поэта:

Пройдет моя весна, и этот день пройдет,
Но весело бродить и знать, что все проходит,
Меж тем как счастье жить вовеки не умрет,
Покуда над землей заря зарю выводит
И молодая жизнь родится в свой черед.

Примечательно, что, когда в стране уже начались революционные процессы, они не нашли отражения в стихотворениях Бунина. Он продолжал философскую тему. Ему важнее было знать не что , а почему то или иное происходит с человеком. Поэт соотносил проблемы современности с вечными категориями – добра, зла, жизни и смерти. Пытаясь отыскать истину, он в своем творчестве обращается к истории разных стран и народов. Так возникают стихи о Магомете, Будде, античных божествах. В стихотворении «Саваоф» он пишет:

Мертво звучали древние слова.
Весенний отблеск был на скользких плитах -
И грозная седая голова
Текла меж звезд, туманами повитых.

Поэт хотел понять общие законы развития общества и отдельного человека. Он признавал земную жизнь лишь отрезком вечной жизни Вселенной. Отсюда возникают мотивы одиночества, судьбы. Бунин предчувствовал катастрофу революции и воспринимал ее как величайшее несчастье. Поэт пытается заглянуть за грань реальности, разгадать загадку смерти, мрачное дыхание которой ощущается во многих стихотворениях. Чувство обреченности вызывают у него разрушение дворянского уклада жизни, обнищание и разрушение помещичьих усадеб. Несмотря на пессимизм, Бунин видел выход в слиянии человека с мудрой матерью-природой, в ее покое и вечной красоте.

Иван Алексеевич Бунин родился в 1870 году в Воронеже, в обедневшей дворянской семье. Свое детство он провел на хуторе в Орловской губернии. Образ жизни будущего писателя по справедливости считают скорее разночинным, нежели помещичьим. Конечно, ему была незнакома нужда, но обстоятельства сложились так, что хорошего образования молодому Бунину получить не удалось - оно ограничилось четырьмя классами гимназии.

Когда читаешь его книги, не покидает впечатление: их автор - интеллигентный, высокообразованный человек. Это открывается во многих смысловых подробностях повествования, сказывается в поразительном стилевом богатстве. Мало сослаться на природные данные автора - широта мысли и речевая культура всегда имеют опору в огромной работе художника над собственным духовным, интеллектуальным совершенствованием. Бунин прошел трудную, но прекрасную школу самообразования.

В 1897 году публикуется сборник бунинских рассказов. Поощряемый похвалами критиков, он весь отдается литературному творчеству. Вскоре к молодому писателю пришло официальное признание его литературных заслуг: в 1903 году Академия наук награждает Бунина Пушкинской премией за стихотворный сборник "Листопад" и перевод "Песни о Гайавате" американского поэта Лонгфелло. В 1909 году Академия избирает Бунина своим почетным членом.

Но еще дороже для Бунина в эти годы было сближение с лучшими писателями того времени, особенно с Горьким и Чеховым, внимание Льва Толстого. Наступила самая счастливая пора в жизни Бунина. Он принят в литературных кругам - это льстит его писательскому честолюбию, как и многое другое, относящееся, к внешнему успеху.

Бунина не захватили модные декадентские течения в литературе, он хранил верность реалистическим традициям русской классики. Его стиль в этом смысле казался даже несколько демонстративным на фоне разнообразных эстетических экспериментов той поры. Но, заметим, таков был путь не одного Бунина: традиция жила в великом опыте Толстого, Чехова, Куприна, других писателей; Горький - художник новой эры - обогащал реализм. Бунин быстро вошел в большую литературу и встал на ее магистральный, реалистический путь.

Время и среда диктовали писателю правильное направление его художественных поисков. Бунин видел зреющие исторические перемены в стране и, любя многое в прежней жизни, вопреки мнению некоторых современников, вовсе не идеализировал уходящую эпоху. Наоборот, как реалист он обнажил жестокость, безнравственность неправедного социального порядка.

Бунин не принял революцию 1905 года. То, что вскоре после революции 1905 года Бунин написал свои самые лучшие произведения, нельзя назвать случайностью. Писатель тяжело перенес октябрьскую революция и не одобрив курс новой власти эмигрировал. Начался эмигрантский период жизни и творчества Бунина. Художник уже не знал, как прежде, длительных периодов творческого подъема, душевного счастья.

Чем же было вызвано внимание современников к Бунину и что поддерживает ныне активный интерес к его книгам? Обращает на себя внимание прежде всего многогранность творчества большого художника. Каждый читатель находит в его творчестве близкие себе мотивы. Есть в книгах Бунина то, что дорого для всех духовно развитых людей во все времена. Они и в будущем найдут дорогу к читателям, не охваченным глухотой к прекрасному, к нравственному, способным радоваться мирозданию и сострадать несчастным.

Бунин, как мы уже знаем, вступил в литературу поэтом. Первые стихотворения не были оригинальными по образному строю, они в основном повторяли темы и интонации Пушкина, Лермонтова, Тютчева, отчасти Некрасова. Но уже в юношеских сочинениях звучали мотивы, которые во многом определят смысл позднейшего зрелого творчества Бунина. Один из них - пушкинский. Великий поэт видел нравственный водораздел в человеческих натурах: одни люди естественны, непосредственны, другие ненатуральны, предпочитают искусственную, фальшивую форму бытия. Одних волнует, других не волнует красота, истинное предназначение человека. Первых у Пушкина олицетворяет Моцарт, вторых - Сальери. Трагедия рождает мысль: гибель гения от руки ремесленника есть следствие разорванности мира, где духовный союз труднодостижим. Но в идеале он, по Пушкину, возможен - лишь бы мир был устроен по Моцарту, а не по Сальери.

Так, очевидно, ощущал жизнь и Бунин. Пушкинская антитеза - светлая искренность и погибельная фальшь - получает у него конкретную социальную характеристику.

Бунин - хороший поэт, но славу ему принесла проза. Впрочем, вряд ли могут быть вполне объяснимы его рассказы и повести без сопоставления с его лирикой. Многое в наследии Бунина-прозаика можно отнести - по аналогии с тургеневским примером - к жанру "стихотворений в прозе". Для его прозы характерны важные свойства стихотворной речи: эмоциональная напряженность, ритмический строй. Почти в той же мере, что и в стихах, автор присутствует во многих рассказах как очевидец и участник происходящего.

Проза Бунина почти магически воздействует на читателя. Понять причины этого можно лишь тогда, когда прочтешь произведение не один раз, не торопясь. Одно слово не поймешь - потеряешь смысл фразы.

Особенно это понимаешь, читая рассказы из цикла "Темные аллеи". Как писал сам автор, это "рассказы о любви, о ее "темных" и чаще всего мрачных и жестоких аллеях".

В полном составе эта книга вышла в 1946 году в Париже, и исследователи называют ее единственной в своем роде.

Открытием ХХ века стала лирическая проза, которая словно размывает границы между эпосом и лирикой, когда автор оказывается в кругу своих персонажей, разделяет их беды и тревоги. Таковы и новеллы цикла "Темные аллеи". В рассказе, давшем название циклу, есть такие строчки: "Всякая любовь - великое счастье, даже если она не разделена".

Книгу "Темные аллеи" принято называть "энциклопедией любви". И. А. Бунин в этом цикле рассказов пытался показать отношения двоих с разных сторон, во всем многообразии проявлений. "Темные аллеи" - любимое детище писателя, создававшееся много лет. Здесь воплотились размышления автора о любви. Это была та тема, которой Бунин отдавал все свои творческие силы. Книга столь же многогранна, как сама любовь.

Название "Темные аллеи" взято Буниным из стихотворения Н. Огарёва "Обыкновенная повесть". Речь в нем идет о первой любви, не завершившейся соединением двух жизней. Образ "темных аллей" пришел оттуда, но в книге нет рассказа с таким названием, как можно было ожидать. Это всего лишь некий символ, общее настроение всех рассказов.

Бунин считал, что истинное, высокое чувство не только никогда не имеет удачного завершения, но обладает свойством даже избегать брака. Писатель неоднократно повторял это. Он также вполне серьезно цитировал слова Байрона: "Часто бывает легче умереть за женщину, чем жить с ней". Любовь - это накал чувств, страстей. Человек же, увы, не может постоянно находиться на взлете. Он непременно начнет падать именно тогда, когда достиг наивысшей точки в чем бы то ни было. Ведь выше самой высокой вершины не подняться!

В "Темных аллеях" мы не находим описания непреодолимого влечения двух людей, которое закончилось бы свадьбой и счастливой семейной жизнью. Даже если герои решили связать свои судьбы, в последний момент происходит катастрофа, нечто непредвиденное, что разрушает обе жизни. Часто такая катастрофа - смерть. Кажется, Бунину легче представить себе гибель героя или героини в самом начале жизненного пути, чем их совместное существование в течение долгих лет. Жить до старости и умереть в один день - для Бунина это вовсе не идеал счастья, скорее, напротив.

Таким образом, Бунин как бы останавливает время на высшем взлете чувств. Любовь достигает своей кульминации, но она не знает падения. Никогда мы не встретим рассказа, в котором повествовалось бы о постепенном угасании страсти. Она обрывается в тот момент, когда обыденность еще не успела губительным образом повлиять на чувства.

Однако подобные роковые исходы нисколько не исключают убедительности и правдоподобия рассказов. Утверждали, что Бунин говорил о случаях из собственной жизни. Но он не соглашался с этим - ситуации полностью вымышлены. Характеры же героинь он нередко писал с реальных женщин.

Книга "Темные аллеи" - это целая галерея женских портретов. Здесь встречаются и рано повзрослевшие девочки, и уверенные в себе молодые женщины, и почтенные дамы, и проститутки, и натурщицы, и крестьянки. Каждый портрет, выписанный короткими штрихами, удивительно реален. Остается только удивляться таланту автора, который умел в нескольких словах представить нам столь разных женщин. Главное - все характеры удивительно русские и действие практически всегда происходит в России.

Женские образы играют в рассказах главную роль, мужские - вспомогательны, второстепенны. Больше уделяется внимания мужским эмоциям, их реакции на различные ситуации, их чувствам. Сами же герои рассказов отступают на задний план, в туман.

Рассказы поражают также огромным разнообразием оттенков любви: простодушная, но нерушимая привязанность крестьянской девушки к барину, соблазнившему ее ("Таня") скоротечные дачные увлечения ("Зойка и Валерия") краткий однодневный роман ("Антигона", "Визитные карточки") страсть, доводящая до самоубийства ("Галя Ганская") простодушная исповедь малолетней проститутки ("Мадрид"). Словом, любовь во всевозможных проявлениях. Она является в каком угодно облике: может быть поэтическим, возвышенным чувством, мигом просветления или, наоборот, непреодолимым физическим влечением без духовной близости. Но какой бы она ни была, для Бунина это лишь краткий миг, зарница в судьбе. Героиня рассказа "Холодная осень", потерявшая жениха, любит его на протяжении тридцати лет и считает, что в ее жизни только и был тот осенний вечер, а все остальное - "ненужный сон".

Во многих рассказах цикла Бунин описывает женское тело. Это для него нечто святое, воплощение истинной Красоты. Никогда эти описания не опускаются до грубого натурализма. Писатель умеет найти слова, чтобы описать интимнейшие человеческие отношения без всякой пошлости. Без сомнения, это дается лишь ценой великих творческих мук, зато читается легко, на одном дыхании.

И. А. Бунин в цикле рассказов "Темные аллеи" сумел отобразить множество граней человеческих отношений, создал целую плеяду женских образов. И объединяет все это разнообразие то чувство, которому Бунин посвятил большую часть своего творчества, - Любовь.

О любви и рассказ "Руся". Как и в других новеллах, здесь особый, философский способ видения и подачи материала.

В эпическом произведении тоже встречаются лирические отступления, но там все подчинено общему замыслу и сюжетному единству. В лирической же прозе событийность уступает ведущую роль отношению к происходящему.

В рассказе "Руся" событийный ряд прост. В сумерках поезд "Москва - Севастополь" неожиданно делает остановку. В вагоне первого класса к окну подошли господин и дама. Он вспоминает события, которые произошли в дачной усадьбе давным-давно, вспоминает Русю.

В основе рассказа - противопоставление двух миров. Один - привычный, другой - яркий, романтический мир воспоминаний. Описание обедневшей усадьбы подчеркнуто обыденно: ("скучная местность"). Интересно, как повтор, вводное слово "конечно" ("дом, конечно, в русском стиле"; "И, конечно, скучающая дачная девица, которую ты катал по этому болоту"). С этого момента слышишь подтекстный мотив. Мир обыденный (болото) преображается. Внешне безразличные реплики жены рассказчика скрывают тайный интерес к сопернице. "Он" отгораживается шуткой, непонятной латынью. Переход на латынь, где каждый знак, каждое слово как бы стремится стать символом, - еще одно подтверждение разделения мира надвое и несовпадения мира чувств с миром привычных радостей и обид.

Новелла построена как рассказ в рассказе. Монолог героя свидетельствует о незащищенности человека от воспоминаний. Начиная рассказывать, герой и не подозревает, какую власть все еще имеет над ним прошлое. Слова рассказчика: "Однажды я жил в этой местности" - еще в мире обыденном. Авторское: "Он не спал… и мысленно смотрел в то лето…" - это уже свершившееся преображение. У Бунина "звучащие" слова. Таинственная, шуршащая тишина передается ритмикой фразы, почти в каждой мы слышим свистящие и шипящие звуки ("И стоял и не гас за чернотой низкого леса зеленоватый полусвет, слабо отражавшийся в плоско белеющей воде вдали"; "И все где-то что-то шуршало, ползало…"). Символическим становится слово "болото". Юношескую любовь всколыхнуло болото усадебной жизни. В воспоминаниях герой как бы уходит от болота однообразного существования, в которое погружен сам. Счастье любви и воспоминаний возможно лишь вследствие остановки, выхода из размеренности привычной жизни. Поезд, вагон первого класса: все заранее известно, но стоило случиться заминке - и привычный мир отступил.

В лирической прозе ощущается настойчивое стремление к идеалу. Поэтому отсутствует финал в обычном значении. "Прощания с воспоминаниями" так и не получилось. Подтекстно читатель понимает: что-то произошло в душе героя, процесс переоценки ценностей только начался. Когда и чем он закончится, читателю предстоит решить самому.

Интересно, что в новеллах "Руся" и "Чистый понедельник" есть нечто общее: перекличка ряда слов со значением "странный" ("странная любовь", "странный город" в "Чистом понедельнике"; "странный полусвет" в "Русе"). Странной кажется не только любовь, но и весь мир, Бунин писал, что жизнь уходит быстро, и мы начинаем ценить ее лишь тогда, когда все остается позади.

Когда тебе девятнадцать, это еще не совсем понятно, но то, что рассказы цикла "Темные аллеи" звучат пронзительно, как натянутые струны, значимо. Трагическая неслиянность любящих предстает у Бунина как закономерность человеческого бытия.